К читателям рубрики

…У всего на свете есть начало, истоки. Для этого  сайта — это идеи и разработки Т.М. Дридзе. Сама же она считала своими предшественниками в мире науки ученых и исследователей, «приверженных идее интегративного восприятия мира, в котором мы живем и действуем…», чьи труды «бесценны для целостного восприятия мироустройства и направленности эволюционных тенденций…» (В. Дильтей, Г. Зиммель, Э. Гуссерль, Ф. Шюц, В.И. Вернадский, Х. Ортега-и-Гассет, А. Тоффлер, Н. Винер, Ч. Морис, И.Л. Герловин, Т. Кун, М.И. Сеченов. Б.Г. Ананьев, Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, Ч. Осгуд, Ж. Пиаже и др.).

Дридзе Тамара Моисеевна
(1930 — 2000 гг.)

выдающийся российский ученый, создатель экоантропоцентрической парадигмы социологии и семиосоциопсихологической парадигмы социальной коммуникации, ситуационной концепции социокультурной динамики, методологии прогнозного социального проектирования и концепции социально ориентированного социального управления, семиосоциопсихологической концепции лингводидактики.

Вся научная деятельность связана с Институтом социологии РАН. С 1991 — главный научный сотрудник, руково­дитель Центра социального управления, ком­муникации и социально-проектных техноло­гий, научно-исследовательской секции «Социальное управление и социальная коммуника­ция» Института социологии РАН.

Преподавала в МГУ, МГЛУ, РУДН, читала  курс «Социальная коммуникация и культура: введение в семиосоциопсихологию», руководила подготовкой магистерских и кандидатских диссертаций.

Всего ею опубликовано 258 работ, включая Интернет-публикации. Основные произведения:

•  «Организация и методы лингвопсихосоциологического исследования массовой коммуникации. Учебное пособие – практикум по спецкурсу «Введение в лингвосоциопсихологию» (1979);
• «Язык и социальная психология» (1980);
• «Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации: проблемы семиосоциопсихологии (1984);
• «Ситуационный анализ образа жизни при прогнозировании и проектировании социокультурных процессов: Экология малого города; Программа экополис» (1986) в соавторстве с Э.А. Орловой;
• «Межотраслевой научный коллектив – новая форма интеграции науки и практики» // Общественные науки. – 1988. – № 1. – С. 169-177;
• «Прогнозное социальное проектирование: теоретико-методические и методологические проблемы / Отв. ред. д. психол. н., проф. Т.М. Дридзе; 2-е изд., испр. и доп.» (1994);
• «Основы социокультурного проектирования» (1995) в соавторстве с Э.А. Орловой;
• «Социально-диагностическое исследование города» // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. – 1996. – № 1. – С. 95-103;
• «Коммуникативная лингводидактика в расширении оснований социальных связей: семиосоциопсихологический подход // Мир психологии. – 1996. – № 2. – С. 15-24;
• «Градоустройство: от социальной диагностики к конструктивному диалогу заинтересованных сторон / Отв. ред. д. психол. н., проф. Т.М. Дридзе; В 2-х кн.» (1998);
• «Социальное управление и социальная коммуникация на рубеже XXI: к преодолению парадигмального кризиса в социологии // В контексте конфликтологии: проблемы коммуникации и управленческого консультирования / Отв. ред. Т.М. Дридзе и Л.Н. Цой; 1999. – № 2. – С. 8-17;
• «Две новые парадигмы для социального познания и социальной практики // Социальная коммуникация и социальное управление в экоантропоцентрической и семиосоциопсихологической парадигмах (2000). Кн.1. С. 5-42;
• «Градоустройство: методология исследования городского конфликта // В контексте конфликтологии: диагностика и методология управления конфликтной ситуацией». – 2001. – №3. – С. 5-42 в соавторстве с Л.Н. Цой и Е.М. Акимкиным.

Из личных воспоминаний о  Дридзе

…Как на работу, я ходила в Ленинскую библиотеку, снова и снова заказывая все, что имело хоть какое-либо отношение к неподъемной теме моей диссертации, которую закрепили за мной, не спросив, так же, как и научного руководителя, и которых, как я узнала много позже, можно было изменить. Много позже шепнули и то, что мою тему и в двух докторских не решить, не то что в кандидатской. Язык идеологически выдержанных газетных передовиц, на котором в журналистике выполнялись “проходные” диссертации, мне никак не давался, хотя бумаги я, признаюсь, перепортила немало. Менталитет многолетней отличницы, изведавшей вкус и логику точных дисциплин,  пусть и на школьном уровне, требовал конкретности и поиска ежели не формул, то хотя бы устойчивых закономерностей. Втайне я даже начинала считать себя не способной к наукам. Что-то подобное, похоже, начали предполагать и на кафедре. Испытывая некую ответственность, научный руководитель время от времени давал мне почитать закрытые для общего пользования переводы, рассказывающие о зарубежных научных течениях и авторах, которые я пыталась хоть как-то приспособить к своей теме. Сделать это было непросто, поскольку он уже использовал эти переводы сам, еще до того, как передать их мне. Да и отношение к моей теме эти переводы имели косвенное. Главного, без чего вся работа не складывалась, мне все равно не хватало. Ему казалось, что достаточно, а у меня в голове не складывалось.

И вот однажды мне попалась среднего, скорее небольшого формата, и совсем не толстая книжечка, и там была одна статья, начав читать которую я почувствовала нечто похожее на озноб: да вот же оно, то, что искала. Вот это самое, то есть эти идеи и, самое главное, этот метод, который здесь предлагается, чем-то похожий на формулу, которая, как консервный нож,  помогает вскрывать скрытые пружины, таящиеся в любых текстах, — все это пряталось где-то в глубине моего сознания, но сама я бы их вряд ли смогла вытащить на поверхность, во всяком случае, сейчас бы – точно не смогла, я и терминов таких доселе  не знала, но вот оно, мое, мое, в смысле не как собственность, а как интеллектуальное созвучие с автором, фамилию которого следует немедленно запомнить!  Мой текст теперь писался сам собой: это был анализ закономерностей в логических и эмоциональных компонентах популярной радиопрограммы. Научный руководитель посмотрел мои наброски и сказал: «не надо, не пройдет».

…Я впервые увидела Её на одной из конференций, вернее, услышала, как она выступала,    сложно и блестяще. Я уже была кандидатом наук, защитив, с большим опозданием и неявным скандалом, свою диссертационную работу, которая считалась слабой, потому что была, во-первых, идейно нейтральной, и, во-вторых, не очень понятной  для тех, кто ее пытался читать: речь шла о новом, имеющем четкие измерительные параметры, методе анализа. Это был разработанный Ею универсальный метод анализа всех, любых процессов общения, который я приспособила для изучения журналистики, и какие-то закономерности зафиксировала. И сегодня не стыдно.
Когда я подошла, после окончания конференции, Она раздавала направо и налево ротапринтные копии своих статей, опубликованных в академических малотиражных изданиях.  Уверенного вида молодой человек с интеллигентной бородкой и дефицитным в те времена портфелем-кейсом, предложил Ее подвезти, поскольку был на машине, тоже дефицитном и престижном средстве передвижения. Сказал, что едет в какой-то институт, а это по пути к ее дому. Наверняка уже бывал там.
-У меня вторая глава сделана по Вашей методике, — сказала я. И стала объяснять, что уже давно бы ее нашла, ведь так нужна была консультация, но думала, что она живет в другом городе, как и те ученые, которые работали в  близком направлении и фамилии которых созвучны с ее фамилией по национальному признаку. Я, кстати, заблуждалась еще и насчет ее половой принадлежности, то есть считала, что она – это не она, а он, то есть что ее фамилия принадлежит  мужчине, но об этом говорить не стала. Не все сразу.
Она усадила в машину и меня, поскольку оказалось, что я не читала ее последних работ, а она уже раздарила все те копии, которые захватила с собой, и уже через полчаса я оказалась в ее квартире, рассматривала ее библиотеку, письменный стол с аккуратными стопками различного рода бумажной продукции  и, испытывая некоторую неловкость, не смогла отказаться от теплого бульона и кусочка вареной курицы, которую она успела сварить перед уходом на конференцию. Вскоре пришел с работы ее муж, и я поспешила раскланяться. В следующий раз мы встретились через несколько лет.

…Это был наш последний разговор. Её должны были еще раз положить в больницу и сделать какую-то очередную диагностическую операцию, несложную, как ее уверяли. И она, и я понимали,  разумом понимали или, как говорят, головой, догадывались, что из больницы она уже не выйдет: каждая из нас уже  встречалась, на жизненных перекрестках, с подобными историями. Голос у нее был скучный. Прежде наши телефонные беседы длились не меньше часа, и все больше в деловых и бодрых интонациях. Если, например, она звонила в выходной перед обедом или ужином, то для моей семьи, состоящей из четырех мужчин, это было почти стихийным бедствием, но все равно они терпеливо игнорировали и свой аппетит, и призывные запахи еды, а я виновато глядела на их периодически возникающие в дверях головы, кивала и, тем не менее, продолжала разговор. А сейчас наше общение заняло всего минут десять. Все-таки у нее было что сказать и в этот раз, хотя, наверное, боль ее терзала. Я говорила, что, подумаешь, небольшая операция. Она говорила, что наш научный метод (если точнее, это Ее метод, потому что Она его разработала) лучше впредь называть не теми словами-терминами, как она это делала поначалу, а другими, которыми мы стали пользоваться в последние два года, а первоначальное название все-таки упоминать рядом, но в скобках.  А я говорила, что главное — это суть, а не название, и кому надо, тот разберётся, и вообще она сама, когда выйдет, тогда и будет обозначать так, как надо…  А потом она сказала еще более скучным голосом:
-Вы берите и несите, ну, то, что на Олимпиадах носят…
-А что на Олимпиадах носят? Знамя, что ли?
-Нет, факел.
Я, конечно же, ответила, что она еще и сама понесет, этот свой факел. И что такой слабости я от нее не ожидала. И что лучше ее самой этого никто не сделает. Хотела добавить, что  я могу и не справиться, и пронеслось воспоминание, как давным-давно, на какой-то демонстрации, мне поручили небольшое знамя, и уже через несколько шагов руки заломило, и полотнище путалось, вместе с юбкой, между колен… Какой еще факел?  Я тоже говорила и реагировала как-то вяло, внутри было тускло.
А потом она проговорила, вроде бы даже слегка с усмешкой:
-Ну, пока.
И положила трубку.
Как «ну, пока»? И это – все? А наши дела? И вот тут мне очень захотелось перезвонить,  что-то потребовать, попросить, уговорить, заставить и тем самым вернуть жизненные декорации на прежние позиции, но что бы это дало? Теперь что будет, то будет.  Больше я ее не слышала.

…У ее мужа мягкий, слегка певучий и богатый интонациями голос, причем стоит услыхать хотя бы одну только фразу, даже ежели по телефону, то сразу поймешь, что это очень и очень интеллигентный человек. Как-то я не выдержала и позвонила по знакомому до боли, до тупой тоски номеру, и ее муж (а кто же еще, теперь-то?) рассказал, что только-только вернулся с кладбища и не хочет жить,  потому что незачем, причем заявил это решительно и отчаянно.
Я ответила, что Она такие настроения бы не одобрила.
Он сник и смягчился.
-А когда мы часами обсуждали наши темы, целыми вечерами, и даже по воскресеньям, как Вы к этому относились? – задала я вопрос, который мне очень хотелось выяснить еще с давних, благополучных, времен.
Однажды в очередное воскресенье мой муж привез меня к Ее дому с рукописью моей же докторской диссертации, на которую я решилась исключительно по Ее инициативе, и остался ждать в машине. Я должна была выйти минут через десять, а вернулась через два часа. Или даже чуть больше. Он, конечно же, был зол и раздосадован: я подарила не лучший вариант воскресного вечера для мужчины, который к тому же вкалывал всю неделю. И вот тогда мой муж и задал вопрос, который остался риторическим, но который с тех пор меня тревожил:
-И как только ее муж это терпит? Добро бы только с тобой с утра до ночи сидела, а то ведь тут конвейер! Вон уже  Люба шествует, со своей нетленкой!
-Мне было радостно, — так ответил на мой вопрос ее интеллигентный муж, проработавший, если кому интересно,  всю жизнь на какой-то приличной руководящей должности на крупном московском заводе. – Мне всегда было с нею радостно, всю нашу жизнь. Я знал, что, когда она закончит свои дела, пусть и поздно вечером, все свое внимание будет отдавать мне или дочке, или внукам. Она умела это делать, и нам с ней всегда было радостно.
(Т.А.)

Обращение ко всем, кто знал Т.М. Дридзе лично:

Присылайте свои воспоминания!